| Strannik | Дата: Воскресенье, 14.03.2010, 11:29 | Сообщение # 1 |
 Мудрость сияния
Группа: Проверенные
Сообщений: 2597
Статус: Offline
| Последний полёт.
«1977 год. Самолет «Ан-12» заходил на посадку в Гвинее-Конакри. Дверь в кабину отворилась, и просунулась голова борт-техника Григорьева. Он открыл рот. Самолет рухнул вниз. Борттехник врезался головой в притолоку. Рот захлопнулся. «Е-оо», — сказал радист. Через мгновение мощная сила снизу плотно остановила падение. «Ничего, — выдохнул радист, — ничего».
«Аэрофлот 18098, — возник голос диспетчера в наушниках, — чанвей 02, зероу ту. Ай рипит: — зероу ту». «Чего там?» — спросил командир Павлов. «Напоминает, полоса-02», -говорю я. Через пять минут снизу раздался глухой удар. Касание. Тут же взревели движки-реверс. Машина будто уткнулась носом в резину.
«Кажись, сели», — произнес правый пилот Саня, балагур и весельчак. «Типун тебе на язык», — строго произнес Павлов. «Слушаюсь, товарищ командир», - бодро рявкнул Саня.
В ушах вата. Не сразу доходит: с телом происходит что-то неясное. Давление со всех сторон. «Фу, — радист обмахивается планом полета, — духотища». Самолет скачет по рулежке. Потом замирает. Кружит на месте. Движки гаснут. Такая тишина: как оглох. Выходим в «предбанник». Борттехник распахивает дверь. Врывается воздушный кипяток. «Е-оо», - кряхтит радист. «Я ж предупреждал, - кричит Саня, — веники березовые надо было взять. Славно бы попарились, а, товарищ командир?» «Будет», — отвечал Павлов. — «Понял!»
Подает голос Григорьев: «Продукты берем?» «Отставить», — отвечает Павлов. На выходе командир обернулся к Григорьеву и шевельнул бровями. Григорьев кивнул, полез под сукно, вытащил три бутылки водки. Сунул в сумку. Посмотрел на меня, поджал губы и достал еще одну.
Встречал представитель «Аэрофлота» в синей промокшей от пота форменной рубашке без галстука. Протянул руку командиру: «Сычев». — «Павлов». «Вы со мной, — сказал Сычев, — экипаж в «Лэнд-Ровер».
Я вышел на трап. Огляделся. За серой лентой полосы до стены пальмового леса простиралась красноватая земля. Небо, в нем — плазма солнца.
Загрузились в выцветший драндулет без стекол. Шофер, негр, широко улыбался: «Карашо!» «Очень карашо!» — подхватил штурман Цвигайло. Тронулись. Через двадцать минут были на вилле. Большой дом на возвышении, окруженный банановой рощей.
Павлов кивнул Григорьеву <Давай на кухню, прямым курсом. Еда в холодильнике. Даю пятнадцать минут». Через полчаса собрались за столом. Командир приподнял стаканчик: «Ну, будем». Вентилятор лени-во толкал воздух. Лица покраснели, опухли. После пятого стаканчика решили прогуляться к океану. «Пора приступать к водным процедурам, — Саня расстегнул рубаху до волосатого живота, — ну и надо познакомиться поближе с местными жителями. Рассказать о достижениях социализма». Радист заплетающимся языком сообразил: «А как же ты им расскажешь, коль ты ни бельмеса в языках ихних?» Саня потряс головой: «Ерунда. О достижениях социализма можно в жестах поведать. Даже в одном энергичном жесте». Цвигайло бросил на него подозрительный взгляд: «Ты шо городишь?! Шо это за жест за такой, а?» «Во! — загоготал Саня и выбросил вверх большой палец, — а ты о чем подумал, а, Цвигуля, сознавайся». «Да пошел ты!» — Цвигайло отвернулся. Пошатываясь, встали. Григорьев захватил бутылку. «Не разбегаться», — предупредил Павлов. «Вот именно, - повысил голос Саня, -слышь, интеллигент?» Саня схватил меня за ворот. «А то я чувствую, ты норовишь рвануть на Запад!» «Кончай трепаться», — я оттолкнул его руку. В голове шумело. Через полчаса были у берега. Купаться было нельзя. Меж огромных валунов, которые выдвигались в океан метров на сто, кипела грязная жижа — гниющие водоросли, кора деревьев, мусор. «Ни фига себе, — присвистнул Саня, — кто ж это загадил? Вот тебе и голубая планета!» С горя выпили по стаканчику. «Давай назад, — махнул рукой Павлов, — в шесть темнеет, дороги не найдешь». Двинулись. Быстро темнело. Я задержался, оглянулся. Даль океана исчезала на глазах. Стало дурно: водка, жара сделали свое дело. Когда я пришел в себя — никого не было. «Эй, ребята!» Ни звука. Я рванул по тропинке. Она разделялась. Повернул направо. Вышел на окраину деревни. Горели костры. Возле них толпились черные люди. Увидев меня, вскинули руки, закричали. Я повернул меж хижин. Побежал. Слышу: плеск волн. Вынесло к берегу. Повернул назад. Тьма. Вдруг сзади шум погони, жуткие крики. Я дернул вперед на свет фонарей. Споткнулся. Сзади навалились, прижали к земле. «Попался!» Я засмеялся — свои. Меня подняли, держали за руки. «Я ж говорил, интеллигент, хотел дернуть на Запад», — заржал Саня. «Да вы че, мужики, я заблудился». Цвигайло смотрел в упор: «А почему побежал? Тебе ж кричали». — «А я думал, это местные за мной гонятся». «Так тебе и поверили!» — сухо сказал Цвигайло. — «Не, ребят, правда, заблудился, вы че, мне на родине хорошо, ребят, на черта мне эта заграница». Саня обнял меня за плечи: «Да ладно, мы ж все понимаем. Я тебе верю». Потом он приглушил голос: «Цвиг, сволочь, конечно, стуканет, но наплюй на него, мы тебя поддержим».
После возвращения никто никуда меня не вызывал, никто ничего не говорил, меня перевели на другой участок, и за границу я больше не летал. Потом вообще уволился из армии».
Поперечное смещение вертикальной линии — линии судьбы с косым пересечением (рис. 3—4, линия судьбы — синий, пересечение - красный) в общем случае трактовалось как изменение места работы вследствие неблагоприятного стечения обстоятельств.
В данном случае есть повод задуматься о метафизическом давлении судьбы.
Описываемая конструкция поперечного смещения — сильный знак.
Он «настоит» на своем, пустит в ход любые средства.
Даже пустяки и недоразумения.
|
| |
| |
