| Strannik | Дата: Четверг, 07.06.2012, 21:01 | Сообщение # 1 |
 Мудрость сияния
Группа: Проверенные
Сообщений: 2597
Статус: Offline
| Уроки истории.
Я шел по коридору Рука легла на плечо. «Старик», — раздался хрипловатый голос. Я узнал — Петька. Оглянулся. Петька продолжил: «Как по пивку сегодня?» — «Сегодня не могу, извини». — «А чего?» — «Дела». — «Ну, в другой раз». — «Давай». На площадке налетел на Машку Грибкову. «А я тебя ищу, — сказала она, — мне надо с тобой поговорить». Она оглянулась. Тут из-под земли выскочил Борька. «Вот ты где!» — «А что?» — «Тебя обыскались». — «А чего меня искать, я здесь». — «Вот что: немедленно к декану». — «Зачем?» — «Затем. Сам знаешь зачем». — «Понятия не имею». — «Сейчас будешь иметь». Я наклонился к Борькиному уху: «Подожди, я только в дабл забегу и буду». — «Декан сказал — немедленно. Потом забежишь». — «Да ладно, ты чего, кончай звереть». — «Знаю я тебя, ты смоешься. А я поручения не выполню. Давай». Он схватил за руку, потащил. Рука у него была железная. «Маш, извини», — сказал я. Она поджала губы.
Через пару минут я предстал перед деканом. «Что вы, молодой человек, делаете?» — «Вы о чем, Роман Иванович?» — «Историк доложил, что вы ему лекцию сорвали». — «Я??» — «Вы, вы. Он заявил вас как организатора». — «Организатора чего?» — «Издевательства». — «Роман Иваныч, это не издевательство». — «Нет? Историк Николай Палыч утверждает, что, когда он поворачивался спиной к аудитории, вы отдавали команду — и весь первый ряд перекладывал правую ногу на левую. За этим раздавался гомерический хохот собравшихся. А потом левую ногу по вашему знаку перекладывали на правую, и опять все смеялись. А потом все дружно поднимали левую руку и смотрели на часы, потом кукарекали один за другим. Один говорил «ку», следующий «ка», третий «ре», четвертый «ку». Не стыдно? А ведь вы главный редактор стенгазеты нашего факультета. Как же так, Всеволод Сергеевич? Вас надо на комсомольское собрание и выговор влеплять». Я склонил голову, потом произнес: «Хорошо, сознаюсь, Роман Иванович, я виноват. Но я проводил эксперимент, так сказать, журналистское исследование. Ведь что получается, Роман Иванович, хоть бы кто отказался, когда я подбивал их на это дело. А аудитория? Также проявила низкий уровень самосознания. Встал кто-нибудь, потребовал прекратить балаган? Никто. Ни один человек. Все гнусно ржали. Их же можно уговорить на что угодно, что это за люди, Роман Иванович?! Вот об этом падении нравов нашего курса я и хотел написать в нашей газете. Вот для чего это было задумано. И об этом я честно расскажу на комсомольском собрании». Роман Иванович посерьезнел, покраснел, потер лоб и напрягся: «Не вздумай такие вещи на собрании поднимать. Упаси тебя обобщать. Это первое. Второе — такие эксперименты надо согласовывать с руководством». — «Но руководство отказало бы, Роман Иванович». — «И правильно сделало бы. В общем так. — Роман Иванович оглянулся, хотя в кабинете никого не было. — Вот что — об эксперименте ни слова никому и не вздумай об этом написать. В таком разрезе. Потом, обидели Николай Палыча, разве можно такие вещи над старым человеком производить. Дело замнем, но ты должен извиниться перед историком, и инцидент будем считать исчерпанным». — «Я как раз шел к Николай Палычу, чтобы принести извинения». — «О том, что на самом деле, — молчок». — «Понял, Роман Иванович». — «Иди, Николай Пальм в преподавательской». Я выбежал и помчался обратно. На площадке меня схватила за руку Машка Грибкова: «Севка, стой. У меня к тебе важный разговор». — «Слышь, Маш, давай попозжей, мне некогда». Она не слушала В одной руке у нее была сигарета. «Я взвесила все, что у нас с тобой было, и вот что я тебе скажу». — «А что у нас было?» — «Ну как же, мы два года знакомы, ты два раза проводил меня домой». — «И что?» — «А как ты смотрел на меня — хотел поцеловать, ведь так?» Я смотрел на Машку. Она мне нравилась. Она была маленькая, стройная, лицо белое, волосы черные, густые, а губы полные, идеально очерченные и красные. Конечно, она мне нравилась! А кто мне не нравился? Мне все нравились. На кого взгляд упадет — та и нравится. «Ну, хотел», — сказал я. Машка затянулась, сощурила один глаз от струйки дыма и выговорила: «Я поняла, что люблю тебя. Не могу без тебя. Ты необыкновенный. С тобой интересно. Давай увидимся сегодня вечером». Я упал на колено и поцеловал Машкину руку. «Маш, прости, сегодня не могу. — Мой преклоненный вид ее смягчил. — Не могу — дела». — «Какие у тебя дела?» Я смотрел на нее. Не могу же я тебе сказать, что ко мне жена приехала. «У меня тяжелый разговор с Николаем Палычем. — «А я слышала. Не знаю. Тогда завтра?» — «Ну, завтра это завтра», — ответил я, сам не зная, что это значило. Я на коленях попятился назад и выскочил с площадки. «Фу». Я быстро шел дальше. Я спустился вниз, взял пальто из гардероба и покинул институт. Три дня меня не было. Это было не важно, начиналась сессия. Через три дня проводил жену, она училась в другом городе, и встретился с Петькой. В замызганной пивнушке мы стояли за круглым столиком. На липкой его поверхности стояли две кружки желтоватой жидкости, на газете — две воблы. Дверь беспрерывно хлопала. В облаках пара входили черные фигуры. Лился тусклый свет. Пахло кирзовыми сапогами, кислым пивом и рыбой. Петька, отхлебнув пивка: «Чего это ты на историка наехал? Все только об этом и говорят». «Только тебе скажу. — Я приблизился к Петьке. — Я его внучку соблазнил». Петька встрепенулся: «Лидку?» — «Ну». — «И?» — «И бросил. Надоела Такая дура. Вот он и стал меня на зачетах валить. Говорит: либо ты выучишь историю, либо история выучит тебя». Петька потряс головой: «Сильно сказал. И что теперь?» — «Теперь, Петя, нам придется забыть наши разговоры о смысле жизни за чаркой доброго пива». — «Чегой-то?» Вместо ответа я вытащил учебник истории. «Сижу на нем, сплю с ним, ем, грызу. Вот такая история. Уж лучше я ее, чем она меня, а?» — «Вот это по-нашему», — воодушевился Петька, и мы сдвинули кружки в тяжелом, мутном звяке».
Сначала рассмотрим участок линии Сердца.
По индийской версии, здесь лежит начало линии.
Отпадающие отростки (красный) от линии Сердца (зеленый), толкуются как чрезмерная влюбчивость и многочисленные увлечения на начальном этапе жизни. От 7 до 22 лет.
За влюбчивостью — игра гормонов и избыток фантазии, на который указывает длинная склоненная линия Головы (желтый).
Жена из другого города здесь изображена соединением линии Поездки и линии Влияния.
Они соединены через линию Судьбы, и линия Влияния (оранжевый) входит раньше, чем линии Поездки (коричневый) пересекает Судьбу (синий).
Это указывает на то, что брак, тем не менее, продлится несколько лет (по факту — 11).
|
| |
| |
