Обратная сторона солнца. «Луч света летит по прямой. Как стрела. Я сняла туфли тихонечко под стол. Прижала пятки к холодному полу. В пятках было горячо. Кому сказать - не поверят. Горячо в пятках. Глупо. Невозможно. Сладко-сладко жжет в пятках. Ужас. Первый ужас. Есть второй, я не могу отвести взгляда. У него прекрасное лицо. Его глаза - окно в другой мир. Захлестнула волна неведомого. Острая линия света разрезала тьму, и в разрезе, в одно мгновение видишь поле, дерево - одно единственное, далекое - и дорогу через поле в обратной перспективе. Широкая у горизонта, острая под ногами. Луча света никто не видел. Он проник в грудь - для него она из стекла. Ударил в сердце - ослепил. Вместо сердца 0 глаз. Этот свет не такой. Ему можно все. Он без обмана. Он жжет. От него зажглись нитки. Ноя знаю, он не в начале жжет - в конце. Начинает с конца. Не началом, а концом предваряет, в сгустке начального времени уже содержится конец всей истории.
Память на страхе, она здесь, она говорит нельзя. Он студент, а ты преподаватель. Нельзя. Не в этом дело. Он женат. Ему нельзя. И мне - нельзя. Но не сейчас. Нельзя будет вечером, когда придешь домой. Я пытаюсь взять себя в руки, как это сделать? Где эти руки? Как им «схватить» себя, Если скачешь на лошади бешено, не разбирая дороги, летят стволы деревьев, все уже, все теснее. Колени чиркнули о березу, и дух захватило - еще жива. А надо продолжать, но как отвести взгляд? Как это мучительно, как надо бороться, чтобы увести глаза в сторону, чтобы сосредоточиться на уроке - как лучше сделать, чтобы они ушли? Но как манят, как привораживает зрачок линии его лба, чистая и прекрасная, брови черные с изломом. От бровей, только от их вида сердце колотится. А глаза! Два вихря, два смертельных ветра.
Я погружаюсь в них и это счастье. Чистое, без примеси, само по себе, без причины, без надежды, без будущего. Надо взять себя в руки. Надо встать. Надеваю туфли. Выхожу из-за стола. Говорю, при этом наблюдаю себя со стороны, сложив руки на груди, вижу, что между ступенями и полом зазор, может сантиметра не хватает - парю. Вес преодолен. Какая сила, какая энергия, откуда? Будь я толстая, безобразная и старуха, то в несколько мгновений, с хрустом костей, ураганом бы закружилось веретено и свилась тонкая талия, вылепились стройные ноги, высокая грудь, и правильные черты лица, и вылепила в окно, жужжа, жирная стая лет, и молодость вспыхнула, как звезда. Но ничего этого не надо. Я говорю: «Инсценируйте диалоги между мисс Молли и Бернардом... Употребите новые слова». Слышу собственный голос. Голос идет снизу по узким ступеням, как часовщик в башне, чтобы запустить часы. Я подошла к паре учеников: «Так, пожалуйста, вы и вы, что делает сегодня мисс Молли. Она обедает у Бернарда. Для вас, - я указываю на следующую пару, - мисс Молли отправляется с Бернардом в театр». Я подошла к третьей: «Для вас - мисс Молли и Бернард едут наверху двухэтажного автобуса, они обсуждают планы на вечер».
Есть другое нестерпимое счастье - подойти близко к плечу, нагнуться, и как бы примерить написанное в тетради, и действительно делать это немного дольше. Ему двадцать два. Мне тридцать три, как это могло случиться со мной? Жизнь была такой понятной и разлинованной на часы занятий, перемещения в метро, домашнего хозяйства. Оказывается, ничего не определено. Приходит новый студент, несколько секунд глаза в глаза - и твоя душа тебе не принадлежит. Властная рука вырывает ее, как лист бумаги, и, сложив, запускает в небо птицей.
Урок заканчивается, подступает мрак. Нестерпима разлука. Но я увижу его через день. И пульсирует каждая клетка. Муж открывает дверь. Я пытаюсь приземлиться, касаюсь ногами пола, и, кажется, удается. Но муж замечает: «Что-нибудь случилось?» - «Ничего». Я прохожу. Он идет за мной. «Тебе дали премию?» - «Нет». Он пожимает плечами, недоверчиво смотрит. Не верит. Я иду в ванную. Глаза в зеркале так сияют, что можно было не включать свет. Правильно, что не верит. Вот - случилось.
Прошло три месяца - курс подходит к концу. Сколько бы ни было времени, от него остается единственная минута. В последний день уходишь к себе, закрываешь двери. Едешь в поезде. Выходишь в поле и кричишь во всю мочь, изо всей силы. Чтобы крик долетел, не выпит воздухом, не разбит, не измельчен, добрался до края земли - и за край, и исчез в черной мгле. И с ним - боль.
Я ни слова не сказала своему студенту о своей любви. Думаю, он догадался. Нельзя было не догадаться. Но он промолчал. Разговор был всегда о другом. Он сказал, что уезжает за границу в длительную командировку. Я понимала, это начало карьеры. Я не буду мешать. Я не буду ждать. Пусть с ним ничего не случится. Пусть у него все будет хорошо. Я буду помнить. Особый свет».
Линию влияния в этом случае можно не обнаружить.
В нашем примере за сильное безответное чувство отвечает сопровождающий фрагмент к линии сердца (рис. 4, красный, линия сердца — синий).
Его размер, мощь коррелирует с глубиной и силой охватившей нашу героиню любви.
То, что фрагмент прорезывает линию сердца, утверждает, что и само сердце будет ранено.
Опыт установил: в целом небольшие тонкие отщепления от линии сердца в направлении большого пальца выражают на правой – идеальные устремления, на левой руке – целомудренные привязанности обладателя (рис. 4,оранжевый).
