| Strannik | Дата: Вторник, 27.04.2010, 16:24 | Сообщение # 1 |
 Мудрость сияния
Группа: Проверенные
Сообщений: 2597
Статус: Offline
| Скрытый вид.
«Я лежу на кровати. Одна на большой постели. Странно, что не было звука. Вспышка была, должен быть и звук, но нет. Вспыхнуло и загорелось. В углу. Сразу пошли занавески. Огонь, будто сила швырнула, перекинулся на стол. В секунду все было охвачено пламенем. Боже мой! За столом кроватка с ребенком! И Саша, он рядом, я щупаю рукой и не нахожу. Его нет. Где он? Что же я лежу? Надо вставать. Надо что-то делать! И не могу встать. Прикована к простыне. Свинцовая тяжесть — не пошевелиться. Рвусь изо всех сил и будто вырываюсь из самой себя, выпрыгиваю, взлетаю, плюхаюсь обратно. Нахожу себя сидящей на кровати, бьет озноб. Оглядываюсь кругом. Темная комната. Огня нет. Сон. Это был сон. Бросаюсь к ребенку. Дочь спит, трогательно вытянув губки. Какое счастье, что все хорошо, что ничего не было. Вдруг тревога. Я вспархиваю, легко касаясь пола, на цыпочках лечу в другую комнату, открываю дверь: «Саша?» Еще не вижу, но слышу шум одеяла и простыней и его голос: «Что случилось? Что такое?» Загорается свет. Саша трет глаза. «Саша, ты здесь! Слава Богу!» «Да что стряслось? — слова с трудом покидают его губы. — Что?» Он еще охвачен дремой. «Мне показалось, тебя нет», — говорю я. «Я здесь, чего тебе в голову взбрело, дурашка». — «Приснилось». — «Ну сон это, знаешь, не явь, понимаешь, вот так, ну я пошел спать». Он упал на подушку. «Конечно, конечно, спи», — я подошла, поцеловала его. «Теперь все хорошо», — думала, возвращаясь. Поправляю одеялко на дочери, шепчу: «Спи, моя милая, все хорошо. Все будет хорошо». Укладываюсь. Вспоминаю: не было запаха дыма. Но запах был. Не едкий запах гари или даже отдаленного пожара, а чего-то другого. Резковатого, чего-то знакомого, но совершенно не похожего ни на что, и не вспомнить, и не отгадать. Это мучило с минуту, потом забылось. Я улеглась, с наслаждением вытянула ноги. Хорошенько закуталась — озябла. В голове замелькали картинки. Мы подъезжаем с подругой к сияющему зданию, разноцветные огни бегают по фасаду. Кажется, мы были на такси. А что на мне было? Джинсы и блузка? Не помню, неважно. Входим внутрь. Внутри молодой народ. Два этажа, на первом — бар, внизу — диско. Глухие ритмичные звуки проникают из подземелья. Улар за ударом, и от каждого пузырьки в крови. Мы берем по напитку. От бокала в руке, от лица бармена, от воздуха, от стен, от пола — тяжелые волны музыки. Набегают, подхватывают, колеблют, уносят кровь пениться. Мы спускаемся. Стоит Александр. Высокий, стройный, как оказалось позже, интеллигентный, заботливый, из хорошей семьи. Потоки вынесли нас друг на друга, мы оказались рядом и были внутренне готовы, и этого достаточно. Сперва улыбка — приветствие. Потом слова. Слова вторичны. Они позже. Они следуют за силой. Они спрашивают у силы. А сила не спрашивает ни у кого. Мы танцевали и говорили. Потом мы с подругой уехали. Потом он позвонил. Мы встретились, гуляли, встречались еще, и через две недели я переехала к нему. Мы сидели, пили чай на кухне, низко свисала лампа, и я сказала. Это было нелегко. Губы не слушались, и был внутренний протест, как пружина, но я произнесла. Тихо, с трепетом, что я беременна от другого и что я решила рожать. Была пауза. Я смотрела, и глаза завершали фразу: если это неприятно — я уйду. «Останься», — сказал он, а его взгляд говорил больше. И потом вышло через слова — не сразу, много позже, — и был отклик в душе на эти слова: чужих детей не бывает. «Я назову ее Тамарой», — сказала я. «Уже известно, кто у тебя будет?» — спросил он. «Нет, я специально не узнавала. Но я всегда знала, что у меня будет дочь и что ее будут звать Томой, Томочкой, Тамарой». Тепло разлилось в груди, и я уснула. Дня через два Александр принес билеты в консерваторию. Давали Бетховена, Дебюсси, Годара, запомнился Леош Яначек, его «Крейцерова соната», третья часть, ее тревога передалась мне. Едва вынесла я ее мучительность. Мы сидели, сплетались наши пальцы. Я поглядывала на Сашу, его лицо было безмятежно, но во мне бродила тень смутного предчувствия.
Через месяц или около я проснулась ночью с отчетливым чувством, что Саши нет, что он ушел. Что его нет именно в этот момент. Не спрашивая себя и не понимая, куда он мог деться ночью, я бегу к нему в комнату, распахиваю дверь, зажигаю свет, ожидая в ужасе увидеть пустую кровать, но вот он, спросонья неузнаваемо и удивленно глядящий на меня. «Что с тобой?» — «Ничего. Ничего, показалось», — отвечала я, сердясь на саму себя за вздорность снов.
Года дна прошло. Однажды раздался телефонный звонок. Звонил Леонид. Я была с ним когда-то знакома, задолго до Александра, — так, дружили, никогда ничего не было. Приглашал встретиться. Хрипловатый голос, что-то в нем было влекущее помимо юли. Но я ни о чем не помышляла. «Да просто поговорим, выпьем кофейку, вспомним молодость». Я согласилась, я пришла. Был кофе, был разговор, не тронувший ничего, в отличие от Александра, его реакции были медленны и не верны, речь неповоротлива. Мы встали из-за столика. «Ну что, пойдем ко мне», — сказал он небрежно. Я приготовилась сказать «нет». Он наклонился и поцеловал в губы. И сделалось горячо. Вдруг — запах. Это был запах из сна, тот самый, терпкий, волнующий, воспоминание о котором вспыхнуло как свет. И я пошла, ватная, как во сне, и будто сплю. И он взял меня, и было хорошо. Мы стали тайно встречаться. Я говорила себе: Кира, что ты делаешь, Кира?.. Остановись. Но не остановилась. Александр был для ума, а Леонид — для тела. Пусть к тому, что у меня есть, будет еще и хороший секс. Двойственность не удалась, все открылось, я ушла к Леониду. Этот момент сорвал ширму. Истина въехала, как бульдозер. Секс был с видом на кладбище. Леонид разлепил губы и развязал руки: он заговорил матом и мог ударить куда угодно и чем угодно в любую минуту. Днем страх, ночью горечь. Каким счастьем мне теперь казалась жизнь с Александром! Я хотела дополнить одну любовь другой и потеряла обе».
На правой руке линия влияния (оранжевый), которую задействовал Александр, плавно вошла в линию судьбы (синий) и слилась с ней.
Отношения продолжались до тех пор, пока линия судьбы не остановилась.
Линия влияния, в которой выразился Леонид, глубокая и энергичная (желтый).
Энергетика проявилась в том, что линия судьбы порвалась и фрагмент, содержащий Александра, остановился, пошла другая линия развития.
Линия Леонида имеет небольшой прямоугольник в основании (красный).
Это признак авторитарности и криминальности партнера.
|
| |
| |
