| Strannik | Дата: Четверг, 18.03.2010, 17:26 | Сообщение # 1 |
 Мудрость сияния
Группа: Проверенные
Сообщений: 2597
Статус: Offline
| Немое послание.
«Разомкнулись веки. Медовая сладость из-под ресниц волной прошла по рукам, ногам, замерла в животе. Ни шороха, ни скрипа, ни дыхания. Уши залиты воском. Багровый кусок оторвался от солнца, вытянулся веретеном, столкнулся с оконным стеклом, взорвался красной пылью. Шафран выпал на пол, простыню, руки. Тишина отменяла мир. Я не верила глазам. Все призрачно. Ничего нет: ни пола, ни кровати, ни стены. Эта картинка сама по себе. За ней пустота. Часы на стене. Маятник замер в неестественной позе. Время встало. Стрелки показывали четыре утра.
Еще два раза в жизни я испытывала шок тишины. Напряженную немоту. Тогда не было предрассветного луча солнца. Не было и нужды в алом порошке. Его заменила настоящая кровь.
Сладкая патока залепила глаза. Я упала в пропасть сна. Маятник дернулся, качнулся, полетел вниз. Раздался первый звук «так». Тишина сломалась. Я не слышала. Я спала. Меня не было. Я не боялась. Я знала, что я проснусь и буду.
Мать тронула за плечо: «Вставай». Мир вошел в уши. Мир вернулся.
Вечером мы выехали из Москвы в Житомир к бабушке с дедушкой. Было 1 июня 1941 года. Мне было девять лет.
Война пришла извержением вулкана. Небо стонало. Выло. Дрожала земля. Грохотали телеги, кричали дети, плакали взрослые. В тучах пыли—люди, узлы, чемоданы, корзины. Ревели коровы, блеяли козы, носились собаки. Стук, визг, лязг.
Мы сидели за столом. Дед сказал: «Мы с бабушкой никуда не поедем. Мы тут родились, выросли. Нам некуда идти. Мы старые люди. А что немцы? Поди, тоже люди».
Мать смотрела на меня. Свет от окна падал на ее лицо. Лицо ее было спокойно. Мне стало легче. «Тогда и мы остаемся», — сказала мать. Я не видела, как ее руки сжали край стола, как побледнели ее ногти.
Рекой, веревочкой, ниточкой струился поток беженцев. Порвалась ниточка. Гремел отдаленный гром. Не в ногу прошли отступавшие войска. Стало тихо. Замерла пустынная улица. Деревья вросли в неподвижный воздух. Всякое движение прекратилось. Я чувствовала: это обман. Где-то внутри — я не понимала, внутри чего, может, самого пространства, — все раздувалось, распухало, жирело и достигло немыслимой толщины. Что-то готовилось лопнуть. Что-то должно было вылезти. Что-то огромное и страшное.
Сначала отдаленный стрекот мотоциклов. Тяжелые вздохи земли. Рокот гусениц. Бурая масса потекла в город.
Армейские части шумели, смеялись, незлобно кричали. Меня гладили по голове, давали галеты. Стояли они недолго. За ними вкатились внутренние войска. Утром мужчин-евреев выгнали во двор. Построили в колонну. Задние клали руки на плечи передним. Погнали на работу. Так каждый день. Деда сделали жестянщиком.
Однажды дед не вернулся. Колонну пригнали во двор, его не было. Ночью бабушка и мама не спали. Бабушка подходила к двери и прикладывала ухо. Подолгу стояла у окна, глядя в шелку меж шторами. Утром бабушка пошла искать дедушку. Ее не было весь день. Она не пришла на ночь. Ее не было утром. И в течение дня. Она не вернулась.
Лето сорок второго. Во двор вошли немцы. Они методично согнали всех женщин и детей во двор. Я встала рядом с мамой. Нас вывели на улицу. На улице в общий строй вливались ручейки разноцветных одежд. За городом нас остановили. Раздали лопаты. Приказали копать широкий ров. «Противотанковый», — шепотом носилось кругом. Ров был вырыт, пролетел над толпой гортанный крик. Все встало. Приказали снять одежду.
Мать схватила мое лицо руками. В глазах ее были только зрачки. Бесконечны глаза ее. Она прижала меня к груди. Во мне, вокруг взорвалась тишина. Мое ухо было напротив сердца матери. Я не слышала, как бьется оно. Оно не билось. Я сжалась. Плотное, страшное, коричневое, шерстяное существо лезло в меня. Беззвучно. Я летела в тишину. Вниз, вверх, в стороны. Мать оттолкнула меня. Бросилась к немцу, закричала: «Это не моя дочь. Я не знаю эту девочку. Она не еврейка. Она тут случайно. Она украинка. Это ошибка». Она хватала немца за руки и кричала. Немец посмотрел на меня. На соломенные мои волосы. Махнул рукой, меня вывели из общей массы, поставили у дерева. Ужасные предчувствия — холодной дырой в груди. Немцы вскинули автоматы. Они прыгали у них в руках. Люди откидывались, дергались, исчезали. Их не оставалось. Взгляд мой стрелой полетел к матери. Мимо промчался, не нашел. Мамы не было, остались только глаза ее. В самом сердце. Навсегда. Я впала в оцепенение. Я трясла головой, будто хотела проснуться назад, в багряный луч солнца 1 июня 1941 года. Когда все были живы. Все было хорошо».
Проверим, как рука дублирует показатели.
По методу фиксированных позиций шестая линия от линии жизни — линия бабушки по матери.
Находим ее (рис. 3—4, зеленый).
Линия входит в сложную квадратно-звездную фигуру, что интерпретируется как насильственная смерть плюс ограничения свободы (рис. 4, красный).
Теперь найдем по методу поворота и способу знаковой идентификации линию бабушки.
Линия бабушки выходит из звездной фигуры, представляющей насильственную кончину (рис. 4, линия бабушки — синий, фигура — оранжевый).
|
| |
| |
