Чужие папиросы.

[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]

Страница 1 из 1 1
Модератор форума: мартагона, DEMONAZ

Форум » Хиромантия » Статьи Финогеева » Чужие папиросы.

Чужие папиросы.

Strannik

Дата: Понедельник, 15.03.2010, 21:52 | Сообщение # 1

Мудрость сияния

Группа: Проверенные

Сообщений: 2597

Награды: 13

Статус: Offline

Чужие папиросы.

«Я быстро шел по улице. Кто-то дергает за рукав, останавливаюсь, оборачиваюсь. Петька.
«Ты куда это мчишься?»
— «По делам».
«Ты, говорят, женишься?» — спрашивает Петька. Глаза — узкие щелочки.
«Женюсь».
— «На ком?»
— «На Любке Сдобиной».
«Знаю такую», — сказал Петька.
Сверху потемнело. Я поднял голову. Облако наехало на солнце. Дождя не будет, подумал я.
«Ладно, я побегу, закурить есть?»
— «Нет, — сказал Петька, — сам ищу».
На перекресток выехал грузовичок.
«Смотри, это «АМО», — сказал Петька, — я в водители пойду. На таком буду ездить».
«А чего это у него за рычаг на крыле?»
— «Темнота, это ж переключатель скоростей, он снаружи».
Я кивнул: «Ага, ладно, я побежал. Зайдешь вечером?»
«Зайду», — сказал Петька. Я пробежал две улицы, пошел дождик. Такой мелкий, что казалось, сыплет со всех сторон. Показался черный дощатый барак. Дверь, коричневая от гнили, висела на одной петле, не закрывалась. В коридоре дурно пахло. Зажав нос, вбежал на второй этаж.
Узкое окно отбрасывало четыре луча. Справа — клеенчатая дверь. Из-под клеенки торчат куски серой ваты. Стучу. Глухой звук удаляется внутрь. Проходит минут пять. Раздаются звуки отодвигаемого засова.
Голос: «Кто?»
Отвечаю громко: «Я. Михаил».
Дверь распахивается. Пахнуло теплом, щами, валенками и кошкой. На пороге — полная женщина в зеленой кофте и бордовой с цветами юбке.
Щеки красные, глаза подозрительно блестят.
«Здравствуй, крестная».
Прохожу. Маленькая комната, стол. Над столом — низкий с бахромой оранжевый абажур. На столе — тарелка с надкусанным ломтем черного хлеба. Комод. На комоде — рюмка. В рюмке — наполовину отпитая красная жидкость.
«Чаю будешь?» — спрашивает крестная, усаживаясь за стол.
«Некогда. Мать сказала, у тебя портниха знакомая есть. Костюм пошить. Женюсь я».
— «На Любке Сдобиной, что ль?»
— «Ты ее знаешь?»
— «Как не знать, мы с ее матерью знавались».
Рука ее потянулась к рюмке, но остановилась. Крестная заерзала: «Время непростое было: революция, Гражданская, голод. Кто как мог, так и выживал. Я на стройку пошла».
Она взглянула на рюмку. «А у нее четверо — все без отцов. Смекай».
— «Чего смекать?»
— «Чего-чего, мы с матерью твоей сестры двоюродные. Не чужой ты мне, да и крестник к тому ж».
— «Говори прямо, чего темнишь».
— «Темнишь, темнишь. Сам думай, яблоко от яблони далеко ли падет?»
— «Брось ты, крестная, эти пережитки капитализма. Любка не такая. Я с ней три месяца гуляю».
— «Гулять одно, жениться — другое».
— «Да будет тебе».
— «Будет не будет, а ухо востро держи».
— «Вот и мать мне то же поет. Сговорились вы, что ли?»
— «Молод ты, зелен, жизни не знаешь. А жизнь, она, — крестная замолчала, — жизнь всегда другая».
— «Опять темнишь, какая другая?»
— «В жизни все поперек выходит, понимаешь».
Крестная махнула рукой, взяла с комода рюмку, выпила, отерла губы: «Наливочки хочешь?»
Я мотнул головой. Она сказала: «Мне было двадцать. Планы были, а тут бац — революция. Так все не туда и пошло».
Я возразил: «Уж тридцать девятый на исходе, мы, считай, социализм построили, а ты — не туда».
Крестная засуетилась: «Ну да, да, дай Бог, как говорится. А после свадьбы-то чего, ты, мать сказывала, в Сибирь собираешься?»
— «Надо советскую Сибирь поднимать».
— «В Сибирь — это правильно, — закивала крестная.
— А портниха в соседнем бараке живет. На втором этаже, только дверь прямо, как на площадку взойдешь. Валя зовут ее, скажешь, от меня».
Я вышел. На сердце было тяжело.
«Черт! Наговорят всего!»
От портнихи забежал к Любе. Я было прижал ее к себе, она отстранилась: «Некогда мне».
— «Чегой-то вдруг?»
— «На работу бегу, в ночь».
— Подожди, тебе ж завтра с утра?»
— «Нинка просила заменить. Потом меня заменит».
Я кивнул: «Понятно».
Люба работала в больнице, такое бывало. Она собиралась. На столе была куча всего. Чашки, заварной чайник, тут же лежали платья, выкройки, лоскуты материала, карандаши, куски мела. Раскрытый ридикюль, пудреница, помада. Под куском белой ткани я заметил край папиросной пачки.
«О, папиросы, откуда? Ты чего, закурила?» Люба не ответила, она доставала из шкафа одежду.
Наконец отозвалась: «Тебе купила».
— «Мне? Спасибо.
— Я взял пачку.
— А чего открыта?»
Не сразу донесся ее голос из-за дверцы: «Так сосед увидал, выпросил несколько штук». Она выглянула из-за дверцы: «Ничего?»
Она была очень хороша, и я простил ее: «Ничего».
Я вытащил папироску, взял коробок спичек, который лежал подле. На обратной стороне коробка было что-то нацарапано. Чиркнул спичкой.
«Не здесь! — шутливо закричала Люба. — Давай в коридор».
Я погасил спичку, не стал прикуривать, спички и папиросы сунул в карман, бросил Любе: «Я тебя провожу».
— «Не надо, я сама, иди по своим делам, завтра увидимся».
— «Хорошо».
Я чмокнул ее в щеку, потому что губы она отвернула, и пошел домой. Часа через два зашел Петька.
«Можно тебя на пару минут?»
Мы вышли.
«Дружище, тут такое дело. К Любке бывший хахаль вернулся. И сейчас она с ним на Березовой».
Что-то мелькнуло в памяти. Я достал коробок спичек. На обороте была надпись: «Березов. 2».
«Дом два?» — спросил я.
Петька кивнул. Я бросился на улицу. Петька за мной. Было уже темно.
Окно было на первом этаже. Сквозь щелку я увидел Любку, целующуюся с другим. Я вскипел и дернулся было к двери.
Петька удержал: «Не советую, она сама пришла. Он ее не силой забрал, чуешь разницу? За что драться? За кого? Разве это жена? Радуйся, что узнал вовремя. А парень в милиции работает. Пришьет нападение на органы власти — и прощай, воля. Это тебе надо?»
Я горевал с неделю. Потом вместо Сибири записался на курсы красных командиров. Потом встретил девушку, с которой прожил всю жизнь. А Любка не вышла замуж за того парня».